3. Эпизод Третий. Железный путь. Гипертекст.

Владимир Опара "Железный путь", Москва, 1991 год

Мои картины, объекты, инсталляции библейского цикла - это попытка уйти от иллюстративности, найти необычную, возвышенную, выразительную форму, найти новый пластический язык. "Ибо кто говорит на незнакомом языке, тот говорит не людям, а Богу; потому что никто не понимает его, он тайны говорит духом; а кто пророчествует, тот говорит людям в назидание и утешение". Начало этого библейского текста поразило меня - "ибо кто говорит на незнакомом языке..." В этом я увидел оправдание моих поисков новых изобразительных средств, выразительных форм. Этот текст стал эпиграфом к моей инсталляции "Железный путь"(1991). Как у меня возник этот образ - "Железный путь"? Я искал помещение под мастерскую, пришёл в отдел культуры Железнодорожного района Москвы. Поинтересовался могут ли помочь. Нет, не могут. И спрашивают меня, могу ли я им помочь. А я-то чем могу помочь? Выясняется: из райкома партии делают выставочный зал, деньги на переоборудование помещения чудесным образом потрачены и ничего не сделано. Ни света нет, ни экспозиционных поверхностей нет. А как картины вешать? - удивлялся заведующий отделом культуры. Пошли смотреть помещение. Действительно, мраморные стены и непонятное райкомовское освещение, не для стен конечно. Мраморные огромные лестницы, мраморные ступени, всё мраморное, в общем нет никаких экспозиционных площадей. Меня это разозлило. Деньги потратили и ничего не сделали, а теперь из ничего хотят сделать всё. И я заведующему говорю, а ты рельсы здесь проложи, узкоколейку, паровозик запусти, будешь ездить и в гудочек гудеть, район Железнодорожный, всё концептуально. Он обиделся, а я ушёл. И пешком пошёл в Ховрино, где мы квартиру снимали крохотную, вот почему мастерская мне нужна была. Иду и вдруг перед моими глазами сложилась картинка, очень подробная - инсталляция из рванного металла, рельсы и всё остальное среди мрамора, а внутри инсталляции живопись авангардная, объекты, и свет в глаза светит, как ночью это бывает на захолустных железнодорожных станциях, и это железный путь, путь нашей страны непонятно куда. Я пришёл домой и позвонил заведующему. Знаю как сделать. Я сделаю инсталляцию, а в ней будет размещена живопись. Он очень обрадовался. Нужны деньги на инсталляцию и мы пошли в Коммерческий банк Индустрия-Сервис. Руководству банка моя идея очень понравилось. Банк согласился финансировать мою инсталляцию. Инсталляция "Железный путь", 900 квадратных метров, состояла из рельсов, деталей электровозов, графита, меди, угля, искорёженного ржавого металла и была размещена в пространстве из трёх уровней, в бывшем райкоме партии наспех превращённого в выставочный зал после начала перемен в политической системе страны в 1991 году. Пространство моей инсталляции было заполнено текстами. Белые тексты на рулонной чёрной бумаге. Огромными, вертикальными свитками тексты свисали со стен, лежали на полу, были прикреплены к металлическим конструкциям. Библейские тексты, советские тексты, мои тексты соединились в единый гипертекст. "Железный путь" - это мои размышления о событиях происходящих в стране, сопоставимых с библейскими событиями. Я разместил в инсталляции свои произведения и произведения художников московского андерграунда: Марлена Шпиндлера, Андрея Гросицкого, Адольфа Гольдмана, Леонида Берлина, Алексея Каменского. Их творческий путь совпадал с моими представлениями о пути истинного художника. Выставку разгромили в августе. После объявления в стране чрезвычайного положения, мне позвонил заведующий отделом культуры Железнодорожного района Москвы: ну, что допрыгался со своими жидами, сказал он. Он имел ввиду Марлена Шпиндлера, Адика Гольдмана, Лёню Берлина. Коля, ты же помогал делать выставку, сказал я. Его ошеломительный ответ: я по службе, а ты по убеждениям. Ну, да, я по убеждениям. Искусство, творчество - это мои убеждения. Ситуация менялась стремительно. И вот уже Ельцин на танке. В дни так называемого путча, мы с Марленом Шпиндлером были на улице, у Большого театра, в гуще событий. Нет, мы не бросались под танки, мы не били стёкла в тролейбусе - мы смотрели. На мои талоны, были такие талоны тогда на продукты питания и алкоголь, мы купили водку, в маленьком магазинчике на первом этаже гостиницы Москва, был такой продуктовый магазинчик. У магазинчика было миниатюрное кафе со столиками на улице. Мы уселись за белый пластиковый столик, достали водку и еду. Жена Марлена предусмотрительно собрала нам пакет с едой. Она была уверена, что нас арестуют. И я так думал, что путч - это как в Чили, и нас арестуют конечно, Марлен думал так же. Рядом за столиком сидела дама в тёмных очках и с рацией. Мальчики! пошли! скомандовала она , при появлении у Большого Театра танков. Это было зрелище. Танки выстроились у Большого, и выдвинулись БэТээРы. Перед ними машина с люлькой на подъёмной лестницы, есть такая машина лампочки менять на уличных столбах. В люльке несколько человек с видеокамерами. Снимали ситуацию. Странно это выглядело! БэТээРы остановились, люки открылись и началось братание противников путча и молодых служивых ребят. Путч закончился вполне опереточно. Мы хорошо выпили и закусили. А инсталляцию "Железный путь" разгромили. Разгромили очень просто - объявили в помещении выставки, в бывшем райкоме партии, ярмарку рабочих вакансий. Тексты лежащие на полу были растоптаны. Людей было невероятно много, они толпились, давились и конечно задевали, роняли картины. Мы через головы передавали картины, что бы вынести их из толпы людей. И так опереточный путч закончился, аэропорты открыты и мы с Майей вылетели в Вашингтон. Я участвовал в выставке и большой программе Вашингтон-Москва. Профессор живописи Рендольф Мичинер организовал серию моих лекций и выставок в США. Тема моих лекций - образное восприятие мира.